Писатели-фронтовики Татарстана: Бессмертный литературный полк
В 1950-70 годы костяк Союза советских писателей ТАССР составляли писатели-фронтовики. Кое-кто из них – Юрий Белостоцкий, Тихон Журавлёв, Геннадий Паушкин – были всероссийски известны. Неслучайно народный поэт Башкортостана Мустай Карим признавал, что такой русской секции по творческому потенциалу, какая создалась в Казани, нет ни в Башкирии, ни в Удмуртии, ни в Чувашии, ни в других автономных республиках. Многие из писателей тех лет прошли всю войну от первого до последнего дня, но не у всех военная биография была гладкой: Игорь Толстой воевал в штрафном офицерском батальоне, а Сергей Ефремов занимался организацией антифашистского подполья в пересыльных лагерях Дахау и Бухенвальда, после чего его ждали сталинские лагеря…
Писателями всех их сделал война, а точнее – опыт наблюдения за людьми в трагических экстремальных условиях. «Время было такое, что все мы друг перед другом очутились наизнанку, и кто чего стоил – утаить было нельзя», – писал в рассказе «Санчарский перевал» Геннадий Паушкин. Таким образом, бывшими фронтовиками после войны овладело естественное желание поделиться своими наблюдениями над человеческой природой и приобщить поколение мирного времени к тайне нравственного подвига советского солдата.
Так, в документальной повести «Рядовой Антипов» Тихон Журавлев, вслед за Львом Толстым, истоки этой тайны находил в отсутствии личностного начала и соборности русского народа. В то же время главного героя его повести – Луку Антипова – нельзя исчерпать сравнением с толстовским Платоном Каратаевым, так как он намного колоритнее и психологически достовернее.
В принципе, в превосходных тонах можно отозваться о многих произведения писателей-фронтовиков нашей республики. В первую очередь благодаря тому, что они избегали ура-героического пафоса и романтизации войны, предпочитая им писательскую добросовестность – владели всем арсеналом художественных средств реалистического повествования: мастерски описывали природу; умели дать портретную и речевую характеристику; русский язык каждого, питаемый родниками народной речи, насыщенной диалектными словами и песенным фольклором, был богатым и красочным. Также сильной стороной наших прозаиков-фронтовиков был лиризм.
Например, Геннадий Паушкин, прошедший со своим полком сотни верст от холмов Бессарабии – через украинские степи и Кубань – до Кавказских гор, сделал магистральной темой своего творчества утверждение гармонического лада в мироздании. Потому в своих военных повестях и рассказах он часто рисовал картины отдыха солдат: как они поют, играют на гармони, декламируют стихи, смотрят советские кинофильмы. К примеру, содержанием рассказа «В Рионской долине» является описание подготовки к празднованию Нового года в сказочном уголке земли – курортном местечке Шови.
В повести «И снова взлет» бывшего военного летчика Юрия Белостоцкого, само собой, немало эпизодов, увлекательно, с обилием достоверных деталей рассказывающих о боевых вылетах, и в тоже время в этой повести, как в чеховской «Чайке», имеется «пять пудов любви», если не больше — настолько психологически убедительно выписан любовный четырехугольник, в который вовлечены генерал военно-воздушных сил, его красавица жена, рядовой летчик-бомбардировщик и авиатехник Малявка.
Алексей Королев в своих книгах «Не шуми ты, рожь» и «Над полями да над чистыми» о тяготах Великой Отечественной вообще упоминает вскользь, сосредоточившись на послевоенной жизни фронтовиков, их адаптации к мирной жизни, причём на селе, но с использованием изысканных литературных аллюзий. Например, нарратор повести «Вишня зрелая» на задворках усадьбы закладывает вишнёвый сад... потом этот сад в приступе отчаяния уничтожает, и вновь сажает, когда обретает личное счастье.
Только Игорь Толстой решился рассказать беспристрастную правду о Великой Отечественной войне — в повести «Люди в кирасах», вышедшей в 1991 году при содействии Рустема Кутуя в Татарском книжном издательстве. Главный герой этой повести, партизан Алексей Сушко, попал в цепкие руки СМЕРШа и оказался в лагере, за колючей проволокой, где собралось немало его товарищей по несчастью. Бесконечные вызовы к следователю, допросы, выяснение личности до того вымотали людей, что они мечтали об одном: скорее бы на фронт, чтобы, как им внушили: «искупить свою вину кровью». И когда они надели кирасы — стальные щиты на грудь, то «испытали необыкновенное чувство радости и удовлетворения тем, что им верят наконец».
Возможно, другие писатели-фронтовики тоже имели желание рассказать о войне без прикрас, но не успели — так как не дожили до начала политики гласности, начатой Михаилом Горбачёвым во второй половине 1980-х годов. А может быть, просто не захотели. Например, Геннадий Паушкин, принявший боевое крещение в первый день Великой Отечественной войны, застал период снятия многочисленных информационных табу и свой рассказе «На Кагульской заставе» вполне мог сделать обвинительным историческим документом. События в нем разворачиваются в июне 1941 года на границе с Румынией, где автобиографический герой писателя, радист пограничной заставы, в течение недели наблюдает на противоположном берегу реки приготовления румынской армии к нападению на СССР, более того, передает об этом в штаб отряда радиограммы с пометкой «молния». Но тревожную информацию оставляют без внимания…
Таким образом, документально-обвинительный посыл в рассказе «На Кагульской заставе» присутствует, однако автор переводит его в лирический конфликт с помощью чарующих описаний молдавской природы: на заставе вечерами танцуют аисты-черногузы, по тихостойной воде лимана скользят лебеди, «высокие камыши с пушистыми султанчиками расстилаются до линии горизонта, дунет ветер, склонит камыш и расстелется он по всей степи, будто небывалый ковер, а полумесяц – светлый горбун – покатится по воде вверх ногами». Когда после этого в рассказе читаешь, как утром 22 июня на райский уголок земли обрушился шквал огня, начинаешь осмыслять происходящее в надмирных вневременных категориях: откуда взялось Зло? Уже неважно, кто конкретно был инициатором нападения на СССР и бенефициаром итогов бойни.
Интерес в теме Великой Отечественной войны со стороны писателей Татарстана в ХХI веке поубавился, но полностью не исчез. Разумеется, сменилась тенденция в освещении этой темы: в наши дни в военной прозе преобладает стремление выявить истинные причины трагических событий 1941–45 годов, очистить их от мифов и лжи, а также нарисовать картину широко и исторически точно. Упор на беспристрастный анализ является откликом на социальный заказ народа, в сознании которого до сих пор не укладываются гекатомбы человеческих жертв, принесенных на алтарь Победы.
Так, документ и художественный вымысел идут рука об руку и в историко-документальном романе Айдара Халима «Татарский солдат». Повествование здесь предельно сжато в пространстве и времени – речь идет о Берлинской наступательной операции. Однако это не сказывается на панорамности в охвате событий. Ведь писателю надо разобраться с узаконенным мифом о знамени Победы над Рейхстагом. Почему в истории остались Егоров и Кантария – русский и грузин, а не Газетдин Загитов с группой своих товарищей? Прежде чем ответить на этот вопрос, писатель проводит нас через славный боевой путь татарского солдата, подчеркивая, что коммунист Газетдин был сберегаем на войне национальным самосознанием: втайне от всех носил на груди материнский амулет с сурой «Аль-Фатиха». Воспоминаниями о его родной деревне заполнены отступления от сюжета, но не только ими – еще и трезвым осмыслением того, что привычно называется войной, а по сути, является «смертоносной мясорубкой, состоящей из несовместимых, порою пагубных событий».
Лев Кожевников в очерке «Война моего отца» (вошедшем в книгу «Цветы на обочине») идет на полный разрыв с традицией романтизации подвига советского солдата. «Ничего героического там рядом не лежало Смерть, бестолковщина… подлость, это да. И постоянное чувство голода. Интенданты крали безбожно», – так рассказывал писателю о Великой Отечественной войне его отец, вернувшийся в 1943-м после ранения на Курской дуге «нафаршированным осколками с головы до пят». Свою медаль «За отвагу» Афанасий Кожевников называл «За трусость», подразумевая развитый инстинкт самосохранения. Он не раз выручал солдата, не подвел и в случае с «жизнеобеспечением смертников» – когда Афанасий чудом добрался с термосами на спине по льду Волги на другой берег к группе, захватившей плацдарм. Он уцелел под шквальным огнем благодаря тому, что прятался среди трупов. По возвращении получил от командира в зубы: «Гаденыш? Где остальные?» Подобных случаев бесчеловечного отношения к рядовому составу в очерке немало. Афанасий до конца своих дней не мог понять ретивых коммунистов: чего лютовали? Ответ нашел его сын-писатель: «Полная безнаказанная власть одного человека над другим (обычно это происходит в армии) превращает человека… в скота».
Другой, тенденцией нового времени в освещении темы Великой Отечественной войны стало обращение к ней беллетристов – авторов массовой литературы.
Яркий тому пример – остросюжетный боевик Евгения Сухова «Чужой своим не станет». Его читателям предстоит с азартом следить за тем, кто кого: руководитель оперативно-розыскной группы СМЕРШ капитан Тимофей Романцев обезвредит гауптштурмфюрераШтольцеВильфрида или разведывательно-диверсионной группе под началом последнего удастся достичь поселка Яровичи и проникнуть в архив 1-го Белорусского фронта. Тогда Гитлер получит точные данные о подготовке контрнаступления Красной армии. Разумеется, Романцев одержит верх над Штольце, тем и хороша коммерческая литература, что умеет доставить читателю удовольствие от подтверждения ожиданий. Кроме того, из боевика Сухова можно почерпнуть немало интересных сведений о методах работы Абвера – органе военной разведки и контрразведки Третьего Рейха.
Книгу Рамзана Саматова «Путь Воина. Победитель» можно назвать историко-приключенческой. В ней повествуется о боевом пути военного разведчика Виктора Кошелева в период Великой Отечественной войны, начиная с учебы в военном училище и заканчивая операцией по спасению советской военной миссии на Балканах.
В жанре военного детектива написаны более десяти книг Александра Аввакумова: «Выстрел в спину», «За последней чертой», «Предатель», «Зорька», «Расплата» и другие, напечатанные в серии «Библиотека научной фантастики и приключений» – все они о сотрудниках СМЕРШа (сокращение от «Смерть шпионам!»), которые вели борьбу с немецкими диверсантами и разведчиками в тылу советских войск. Эта тема наиболее близка Аввакумову, поскольку он всю жизнь, будучи оперативником, занимался раскрытием тяжких преступлений – разбойных нападений, убийств – и методы работы контрразведчиков ему досконально знакомы. Одна из его книг так и называется «СМЕРШ-44», в ней рассказывается о попытке немцев сорвать наступательную операцию Красной армии «Багратион» в 1944 году в Белоруссии.
В книгах Аввакумова читатель встретит самых разных смершевцев – не только жестоких и тупоголовых, но и человечных, которым тяжело давалось выполнение зверских приказов своего командования. Таков капитан Сорокин из романа «Пятна на солнце», сотрудник особого отдела армии, выполняющий задание по выявлению диверсантов; ему вплотную приходится сталкиваться с людьми, ставшими в силу тех или иных обстоятельств предателями. Кто-то, попав в окружение, был подавлен мощным превосходством противника и в нем сработал инстинкт жизни: «Выжить, во что бы то ни стало!»; мотивом предательства другого стало чувство ответственности за семью – жену и дочь, которым грозило физическое уничтожение в случае отказа в сотрудничестве с немцами; третьим двигало маниакальное желание убивать себе подобных – этот сдался немцам добровольно и с особой жестокостью совершал карательные акции против мирного населения. Также в «Пятнах на солнце» коротко представлены обстоятельства сдачи в немецкий плен генерала Власова, чье имя стало синонимом предательства, дано малоубедительное объяснение его поступка: «Испугался, жить захотел, бросил армию».
Обстоятельный ответ на этот вопрос: можно ли винить генерала Власова за то, что он в 1942 году согласился на сотрудничество с руководством Третьего рейха и возглавил РОА? – содержится в другом произведении Аввакумова – исторической драме «В тени». Это произведение уже нельзя отнести к массовой литературе, так как писатель здесь опирается на архивные документы и работает с неоднозначностью истины.
В основном читатель видит происходящие события глазами главного героя – лейтенанта Николая Смирнова. Однако благодаря умелой монтажной организации, совмещающей разные временно-пространственные планы, действие периодически переносится с места кровопролитных боёв в ставку главнокомандующего Иосифа Сталина и в штаб командующего Ленинградским фронтом Михаила Хозина. Это позволяет не только воссоздать историю гибели 2-й ударной армии широко и документально точно, но и выявить истинные причины военных неудач начального этапа Отечественной войны 1941–1945 годов, а также, ни в коей мере не оправдывая Андрея Власова, понять мотивы, заставившие его перейти на сторону врага
По версии, изложенной в романе «В тени», окончательно сломила дух «Сталинского сокола» директива Ставки о расформировании окруженной армии: вместо поддержки огнём было предписано самостоятельно выходить из окружения небольшими группами. Аввакумов так описывает состояние Власова в те минуты: «…лишиться армии означало для него потерять абсолютно всё – честь, совесть, имя!»
Тем не менее понимание серьёзности причин, заставивших генерала предать Родину, не выглядит его оправданием, потому что в книге явлен идеал воинской доблести в лице главного героя – лейтенанта Смирнова. Ничто не может поколебать его верность присяге: ни головотяпство командования, ни зверства особистов, ни созерцание ужасающих увечий и запах разлагающейся плоти. Всегда готовый рискнуть жизнью ради общего дела, например с горсткой бойцов прикрыть отход основных сил батальона, он без раздумий проявляет вынужденную жестокость по отношению к паникёрам и дезертирам. Писатель не жалеет пафоса для описания героической смерти Николая: спрятав в дупле дивизионное знамя и подпустив поближе фашистов, он выдёргивает чеку из гранаты и кричит: «Смотрите, как умирает офицер Красной Армии!»
В этом-то и заключается уникальность романа Аввакумова: изображение войны без ретуши не заставляет его, в отличие от многих современных авторов, идти на разрыв с традицией романтизации подвига советского солдата.
Казанцам, несомненно, будет интересна еще одно произведение писателя о войне – дилогия «Пион» не выходит на связь» и «Конец «Пиона». В ней рассказывается о борьбе советских контрразведчиков с немецкой агентурой в столице Татарстана, конкретнее – о попытках диверсантов взорвать Казанский пороховой завод, который в годы Великой Отечественной войны являлся важным стратегическим предприятием оборонной промышленности СССР, так как специализировался на выпуске порохов для реактивной артиллерии. Доселе засекреченные сведения о намерении немцев уничтожить завод № 40, а вместе с ним неизбежно половину населения Казани, Аввакумов узнал от матери, которая в начале войны по линии партии была мобилизована туда на работу заместителем начальника караула. Вот она и рассказала ему об этой истории, свидетелем которой стала. События дилогии Аввакумов перенес в Адмиралтейскую Слободу, где в свое время проживал вместе с родителями и потому хорошо помнит все улицы слободы, старые купеческие дома, их славную историю.
Как видим, двум поколениям писателей Татарстана – бывшим фронтовика и детям фронтовиков – удалось внести весомый вклад в художественное исследование Великой Отечественной войны. Хочется верить, что последующие поколения также будут задаваться вопросами: как мог выиграть Великую Отечественную войну наш народ? Почему стремился к победе вопреки всем хорошо известным «чисткам» НКВД, зверствам сотрудников ГУЛАГа и бесчеловечной коллективизации? А чтобы ответить на них, им придется либо самим писать новые произведения о Великой Отечественной войне и вливаться в ряды Бессмертного литературного полка, либо обращаться к упомянутым в нашем обзоре книгам.